С.-ПЕТЕРБУРГ, 17 авг - РИА Анонсы. 20 1-ый фестиваль русского кино «Окно в Европу» завершился в Выборге. В конкурсе неигрового кино наилучшим признали кинофильм «Разновесие» Марины Пономаревой, а особый приз «за нетрафаретный взор» достался картине «Москва - Берлин. Завтра война» режиссера Юрия Кузовкова. О открытиях фестиваля, возросшем интересе к документалистике и особенностях жанра корреспондент РИА Анонсы поговорил с членом жюри конкурса документального кино в Выборге - режиссером игрового и документального кино Эдгаром Бартеневым.

Эдгар Гинерович, на данный момент больше людей глядят документальные киноленты. Как Вы думаете, почему возрос энтузиазм к этому жанру?

- А для чего человек глядит вообщем кино? Чтоб обновить себя, поглядеть и осознать что-то иными очами. Что возбуждает человечий энтузиазм? Все новое. Документалисты - нередко либо даже постоянно - первооткрыватели в технологии кино. Ежели говорить о мировом авторском синематографе, то игровики от документалистов отстали на целую эру. Зритель это интуитивно ощущает.

- На фестивале, во время обсуждения, Вы произнесли, что с таковой документалистикой нужно закрывать контору…

- Это говорилось в сослагательном ключе. У нас и не плохое кино делается, и на фестивале были отличные работы, - правда, не настолько не мало, как ожидалось, не того уровня, на который мы надеялись. Да, хотелось бы, чтоб было больше кинофильмов, которые бы вторгались в наши представления о действительности, оспаривали их, опрокидывали. На мой взор, фактически синематографического: образного, художественного, в неигровом конкурсе было недостаточно. В крайние два года я много смотрел различного мирового «дока», потому безизбежно воспринимаю российскую документалистику в контексте мировой. Мы отстаем, мы вторичны, мы чересчур консервативны, мы снимаем так, как будто за пределами того либо другого региона Рф иной земли и другого синематографа не существует… Не понимаю до конца, с чем это соединено. Мы ведь переживаем революцию в кинотехнологиях и киноязыке: снимать так же, как я снимал 3-4 года назад, я просто не могу дозволить для себя на данный момент.

- Сможете именовать примеры высококачественной, на Ваш взор, документалистики в Рф?

- Есть несколько создателей, которые изредка проигрывают, а ежели проигрывают, то постоянно любопытно. Есть пласт хороших кинофильмов, в каких авторский почерк вроде бы сведен на нет, где создатель - сама действительность, где действительность переигрывает самих создателей. И - ежели говорить в целом - эти пласты на данный момент живут поврозь: создатели и действительность, образы и рассказ. Но это лишь у нас - и, надеюсь, лишь пока. Мы проходим ученический период, что ли. Потому я с надеждой смотрю в две стороны: на учеников Марины Разбежкиной и на ВГИК. Фестиваль - лично для меня - открыл вгиковскую мастерскую Игоря Григорьева. К примеру, работу Марии Пономаревой «Разновесие». 3-ий курс, маленький кинофильм, но о нем уже можно говорить как о произведении киноискусства… Документалист, ежели он пойдет за потоком действительности либо за именами, может не случиться как броский документалист. Здесь принципиально сохранять автономию. Так как все, что есть у режиссера - это взор, который является «суммой» взаимодействия с реальностью, рождающий в неких вариантах что-то расчудесное.

- Половина кинофильмов в конкурсе - истории о малеханьких людях, которые делают огромные дела. Для вас не кажется, что это тенденция в документальном кино?

- Я данной нам тенденции не поймал. Это константа нашей жизни. Мы все чрезвычайно мелкие люди. К примеру, эпические сказания ненцов начинаются с того, что в мире возникает сирота, у которого ничего нет, родителей уничтожили неприятели, небольшой таковой, питается рыбой и мышами. А в финале оказывается, что это повествование о боге. Люди в ненецком эпосе стают богами. И это нормально. Мелкие люди должны быть больше самих себя.

- Должен ли быть документальный кинофильм остросоциальным?

- Полностью нет правил. Вот на фестивале 10 кинофильмов из 32 посвящены дилеммам российской деревни. Но дело-то не в российской деревне, а что для вас любопытно в ней. Все обитатели соображают, что про их снимают кино, и вот они жалуются на камеру, как все плохо, как про их запамятовали. Сама по для себя соц несправедливость - это чересчур тривиальный и самый поверхностный слой действительности. А дальше-то… Люди продолжают жить - непринципиально в которых невыносимых критериях. Ежели вы публицист, вы уцепитесь за остросоциальную тему.

Вот был кинофильм «Революция, которой не было» Алены Полуниной. Кинофильм вроде о нацболах, предвыборной президентской кампании. Но кинофильм - не политический. Кинофильм о людях. Естественно, там есть остросоциальная проблематика, но еще есть и иной пласт, который лишь и делает кино. Ежели политическая злободневность внедряется в сознание художника, он перестает быть художником. Перестает созидать обилие мира. Он становится, как лошадка, которая с шорами неистово скачет по ипподрому.

- Вы рисуете для себя образ зрителя, когда снимаете кино?

- А для чего его рисовать? Он таковой же человек, как и я. Оленеводы, когда они перекочевывают на «материк», поближе к нашей цивилизации, ставят в чуме телек и глядят киноленты. У их чрезвычайно тонкое и четкое чувство художественной правды. Представьте для себя аутентичных оленеводов - ненцев, зырян, хантов, - которые отлично знают киноленты Авербаха, Германа и обожают их. А вот телесериалы, ток-шоу не соображают. Мельчайшая неправда их смущает, оскорбляет. Понятие мотивированной аудитории не стоит лично передо мной. А понятие зрителя - да. Я как-то сам для себя произнес, что у зрителя - глаза бога. Я не желаю быть скверным в очах бога. Это не означает, что я буду снимать обязательно высочайшее кино, обращаться к высочайшим темам, быть положительным и т.д.. Просто ты уважаешь зрителя и все. Люди, которые глядят кино, они более тонкие и умные, чем ты. Может быть, даже тоньше и умнее тебя. Вероятнее всего.

- Где для вас уютнее в игровом либо в документальном кино?

- Я просто не делаю различия себе. Кино - первично. Вообщем, я - игровик. И то, что я начал делать документально кино, это случайный поворот судьбы. Себе я определил, что мне увлекательнее выдумывать, чем следить и фиксировать, так как я вполглаза вижу, вполуха слышу, плохо и мимо говорю. Не уверен, что все лицезреют непременно так, как я. Я с реальностью в ситуации детской игры, мало дурацкой. Потому, даже когда снимаю документальное кино, не могу в для себя задушить чувства играющего малыша.

- Как Вы налаживаете контакт со своим героем?

- Необходимо осознавать, для чего же ты снимаешь кино. Ежели ты хочешь заработать на теме, ощутить себя режиссером, это считывается одномоментно. Герои сходу ощущают, ежели ты интересуешься собой больше, чем ими. Далее снимать бессмысленно. Далее эксплуатация людей. А ежели ты приходишь без закрытого забрала, сходу возникает доверие. В принципе доверие важней, чем кино. Вот мы едем в поезде, всю ночь говорим с каким-то случайным попутчиком. Почему мы с ним говорим? И почему возникает эта нотка высокого доверия на одну ночь, чувство ничем не защищенной открытости? Ежели ваш герои - это ваши спутники, с которыми вы готовы молчать всю ночь либо говорить, то они будут для вас раскрываться.

- Герой Для вас доверяет, раскрывается. Вы сохраняете какое-то место для него?

- Естественно. Например, мой герой напился. Вроде как событие передо мной. Я включаю эпизод в кинофильм и начинаю на этом спекулировать. Это не художественно, это не открывает суть моего героя. Лишь ежели это факт принципиальный для осознания героя, я включу его.

- Когда Вы осознаете, что история закончилась, пора выключать камеру?

- Когда испытываю чувство исполненности. Ты что-то для себя сгрезил. Потом увидел это в ресурсах действительности, но увидел по-другому. И понимаешь, то, что ты желал, - случилось.