В сей день 100 годов назад в Италии родился именитый ученый - итальянский, а позже русский физик Бруно Понтекорво, Бруно Максимович Понтекорво, как его звали по эту сторону «стального занавеса», куда он бежал, чтоб посодействовать вернуть «ядерное равновесие».
Его жизнь, окончившаяся 20 годов назад, полностью может стать основой для шпионского романа либо остросюжетного кинофильма - он был одним из учеников великого Энрико Ферми, был убежденным коммунистом, членом подпольной итальянской компартии, стоял у истоков современной ядерной физики и был одним из числа тех, кто передавал русской стороне данные о южноамериканском атомном проекте.
В конце концов, он сам был великим ученым, чьи заслуги были сравнимы по масштабу с работами столпов современной науки.
«То, что он делал в Дубне, - это совсем фантастические вещи, осцилляция нейтрино - это его мысль. Будь он жив, он бы получил Нобелевскую премию, я уверен в этом», - произнес РИА Анонсы академик Юрий Оганесян, который знал его.
«Он был необычайно прекрасен»
Понтекорво родился в многодетной и процветающей еврейской семье, в городке Пизе. В ней было восемь деток, трое из которых потом достигнули фуррора на международном уровне - сам Бруно, его брат Гвидо, который стал выдающимся биологом-генетиком, и Джилло - кинорежиссер, документалист, номинант на «Оскара».
Понтекорво писал, что в школе он обучался равномерно отлично, но «важнейшим делом» в его жизни тогда был теннис. Те, кто знал его спустя 10-ки лет, в числе самых ярчайших воспоминаний о Понтекорво именуют его приверженность спорту - кроме тенниса, он увлекался велосипедным спортом, подводным плаванием. «С утра, надев халатик и ласты, он выходил на берег Волги, купался даже в достаточно прохладное время, заплывал далековато», - вспоминает Оганесян.
2-ая черта, о которой упоминают чрезвычайно нередко, - его краса. «Бруно был необычайно прекрасен. Может быть, в нем завлекала умопомрачительная пропорциональность его фигуры. Все у него было как раз в меру, ничего не следовало бы добавлять либо убавлять ни в ширине плеч и груди, ни в длине стройных ног и рук», - писала в собственных воспоминаниях Лаура Ферми.
Она и ее супруг, великий физик Энрико Ферми, познакомились с Понтекорво в 1934 году, когда он окончил Римский институт. Понтекорво влился в группу юных физиков под управлением Ферми, став одним из «ребят с улицы Панисперна», Ragazzi di via Panisperna, в числе которых были Эдоардо Амальди, Этторе Майорана. Конкретно тогда группа Ферми нашла замедление нейтронов - ключевое явление для сотворения в дальнейшем атомных реакторов.
С ростом антисемитских настроений в Италии Понтекорво перебирается в Париж, где работает в Радиевом институте Жолио-Кюри, занимается исследованием ядерной изомерии. Тут же он знакомится со собственной будущей супругой, которая позже родит ему троих отпрыской.
По словам академика Семечки Герштейна, Понтекорво говорил ему, что в этот период, во время войны в Испании, он стал членом подпольной компартии Италии. «Будучи демократом и свободно мыслящим юным человеком и проживая в фашистской стране, он ненавидел фашистский режим, а война в Испании грозила его распространением», - пишет Герштейн.
Атомный проект
Опосля захвата Франции нацистами Понтекорво перебирается в США, где употребляет свои познания в ядерной физике для геологоразведки - он разработал способ поиска месторождений при помощи потока нейтронов, так именуемый нейтронный каротаж. Потом он оказывается в Канаде, куда его пригласили для роли в разработке тяжеловодного атомного реактора, который был одним из частей британо-канадской программы сотворения ядерного орудия.
Один из тогдашних управляющих русской разведки Павел Судоплатов утверждал, что тогда Понтекорво передавал ценные сведения о южноамериканском атомном проекте, одним из управляющих которого был его учитель - Энрико Ферми.
«Юный Понтекорво сказал о феноменальном успехе Ферми (осуществлении первой цепной реакции) условной фразой: “Итальянский мореплаватель достиг Новейшего Света”, - писал Судоплатов в воспоминаниях. По его версии, “первичная разработка” Понтекорво как потенциального агента была начата русскими разведчиками еще в 1930-е годы в Италии.
Но считал ли сам Понтекорво себя русским агентом - не ясно. Почти все ученые, участвовавшие в Манхэттенском проекте, считали нужным делиться со своими сотрудниками, в том числе придерживающихся левых взглядов, сведениями о ходе работы. Понятно, что Альберт Эйнштейн предлагал президенту Рузвельту объединить усилия с русскими учеными, чтоб обогнать Германию в разработке ядерного орудия. Никто не вербовал Понтекорво ни при помощи средств, ни при помощи шантажа.
Может быть, как и почти все его коллеги, он считал недопустимым появление монополии на ядерное орудие. “Это были коммунисты, которые считали, что нельзя, чтоб одна капиталистическая страна, Америка, имела бы эту дубинку и правила бы миром”, - говорит Оганесян.
В конце 1940-х годов Понтекорво получает английское гражданство и начинает работать в Англии, в ядерном центре в Харуэлле. В конце августа 1951 года отчаливает совместно с семьей в отпуск в Италию, а в октябре исчезает.
Бегство
Пропажа семьи Понтекорво произошла через три месяца опосля приговора одному из русских “атомных шпионов” - Клаусу Фуксу. Судоплатов прямо заявляет, что бегство Понтекорво было скооперировано русской разведкой, чтоб предотвратить его разоблачение. “Эта операция нашей разведки удачно перекрыла все усилия ФБР и британской контрразведки раскрыть остальные источники инфы по атомной дилемме, кроме Фукса. По приезде в Альянс Понтекорво начал научную работу в ядерном центре под Москвой”, - пишет разведчик.
Академик Бруно Максимович Понтекорво
Но сам Понтекорво ни словом не упомянул о собственном сотрудничестве с русской разведкой. Ему не было предъявлено никакого обвинения. По воспоминаниям Лауры Ферми, он никогда не был допущен к любым принципиальным скрытым материалам, а в Харуэлле он занимался исследованиями космических лучей и ни в одной скрытой работе не участвовал.
“Ежели Понтекорво был связан с „делом Фукса“, то почему же он так долго медлил со своим побегом - с марта месяца, когда Фуксу уже был вынесен приговор, и до сентября?” - спрашивает Ферми.
По ее воспоминаниям, они с Ферми и их близкие с удивлением нашли, что ничего не знали о политических взорах Понтекорво. “Нам были известны политические убеждения всех наших других друзей, и мы могли с уверенностью огласить, как они будут себя вести при тех либо других обстоятельствах. Но о Понтекорво мы ничего не знали. Он был для нас милый „щенок“, страстный любитель спорта и всяких игр, у которого еще сохранились все замашки школьника, участвующего в спортивной команде”, - пишет жена Ферми.
Вокруг самого бегства Понтекорво нагромождено много легенд, где бытуют корабли, подводные лодки, путешествия в багажнике дипломатической машинки.
“Написано много беспощадной неправды: на подводной лодке, на каком-то военном катере и т.д.. Ничего этого не было. Старший отпрыск Бруно Джиль, которому в момент приезда было 12 лет, поведал мне последующее. Поначалу вся семья самолетом прилетела из Рима через Стокгольм в Хельсинки. Дальше на 2-ух карах до границы с Россией, потом поездом в Ленинград”, - писал в воспоминаниях физик Венедикт Джелепов, работавший в Дубне совместно с Понтекорво.
За “стальным занавесом”
В течение пары лет о судьбе Понтекорво на Западе ничего не знали, пока через три года, в 1955 году, он не “всплыл” на пресс-конференции в Москве. Он заявил, что был хочет “выровнять баланс меж Западом и Востоком”.
Позднее ученый говорил о мотивах собственного бегства так: “Тогда, как и сейчас, я считал страшно несправедливым и аморальным очень враждебное отношение, которое Запад развертывал в конце войны к Русскому Союзу, который за счет неслыханных жертв внес решающий вклад в победу над нацизмом”, но нигде не упоминал о связях с разведкой и делом Фукса.
В СССР Понтекорво стал членом привилегированного сословия русских физиков не испытывал недочета в признании. Уже в 1954 году он был удостоен Сталинской премии за работы по физике пионов, в 1958 году стал академиком, позднее он был удостоен 2-ух орденов Ленина, 3-х орденов Трудового красноватого знамени, Ленинской премии.
Научные сотрудники Объединенного института ядерных заморочек Н. Жуков, Б. Понтекорво и Г. Селиванов
Огромную часть собственной “русской жизни” он провел в подмосковной Дубне, где стал одним из основоположников Объединенного института ядерных исследований. Некие из физиков считают, что конкретно с сиим институтом, поточнее с перспективой работы на новом оборудовании, соединены настоящие предпосылки бегства Понтекорво. Дело в том, что в Дубне, в тогдашней строго засекреченной Гидротехнической лаборатории (будущий ОИЯИ), строили самый большой в мире ускоритель - синхроциклотрон с энергией альфа-частиц 560 мегаэлектронвольт.
“В нашей закрытой жизни он чрезвычайно выделялся”, - вспоминает Оганесян. Он был тогда студентом-дипломником и до этого времени помнит, как Понтекорво - маститый ученый - в дождик подвозил его на собственной машине. “Бруно сразу сразил нас своим наружным притягательностью и манерой держаться в обществе”, - вспоминает Джелепов.
В Дубне Понтекорво делает ряд работ, связанных с физикой нейтрино, а именно, солнечных нейтрино, изучит рождение пионов, физику мюонов.
Конкретно в ту эру имя Понтекорво возникает как знак “физика вообщем” в песне Высоцкого: “Пусть не поймаешь нейтрино за бороду, Не посадишь в пробирку, Но было бы здорово, чтобы Понтекорво Взял его крепче за шкирку!”.
Объединенный институт ядерных исследований
“Я был кретин”
До 1978 года Понтекорво был “заперт” в Русском Союзе, хотя даже его младшие коллеги ездили во почти все страны. Судя по всему, он не “оторвался” от корней и тяжело переживал разлуку с родиной. Оганесян вспоминает слезы на очах Понтекорво, когда он говорил ему о собственной командировке в Италию - в те места, которые он помнил с юношества.
Не помогало даже то, что он сам именует себя в то время “фанатичным” и даже “религиозным” коммунистом. “В период… с середины 30-х годов вплоть до 70-х мои представления определялись категорией нелогичной, которую я на данный момент называю „религией“, каким-то видом „фанатичной веры“ (которая уже отсутствует), еще наиболее глубочайшей, чем культ какой-нибудь одной личности”, - писал Понтекорво.
Он, но, невзирая на собственный “фанатизм”, отказался подписать письмо академиков против Сахарова, а опосля русского вторжения в Чехословакию его взоры начали изменяться. “Тогда, спустя пару лет, я сообразил, каким идиотом я был”, - произнес он в одном из крайних интервью.
В 1978 году, когда у Понтекорво уже началась заболевание Паркинсона, он в первый раз сумел на некоторое количество дней приехать в Италию - в связи с 70-летием Эдоардо Амальди. С началом перестройки ученый сумел больше путешествовать, тогда и же его поняло разочарование в коммунистической идеологии.
“Вот обычное разъяснение для этого: я был кретин. Факт в том, что я мог быть так глуповатым, и почти все люди, близкие ко мне, были так неумны…”, - произнес он в интервью Independent в августе 1992 года, отвечая на вопросец, как случилось, что свою жизнь он предназначил коммунистической идеологии.
“Коммунизм был для меня как религия… с легендами и ритуалами. Это было абсолютное отсутствие логики. Я постоянно относился к Сахарову как к великому ученому, я задумывался, что все дело в его наивности. Это я был наивен”, - говорил Понтекорво.
Академик Бруно Понтекорво (2-ой слева) беседует с медиком физико-математических наук Юрием Прокошкиным (2-ой справа)
Крайний раз он возвратился из Италии в Россию 20 июля 1993 года, потом состояние его здоровья стало резко ухудшаться, и 24 сентября 1993 года на 81-м году жизни он скончался. По завещанию Понтекорво его останки были разбиты меж 2-мя могилами - в Риме и в Дубне.
Академик Понтекорво, доктор Ланжевен-Жолио, доктор Лаберниг, кандидат физико-математических наук Блохинцева и доктор физико-математических наук Гришин