Программы и альбомов, и концертов Чечилии Бартоли фактически постоянно не только лишь культуртрегерство, но к тому же некая story. Свою генделевскую програмку примадонна не записывала, это продукт для концертного потребления, да и он не исключение. Рецепт, как традиционно, неотказный. Поначалу какой-либо броский жест, чтоб публика удивленно ойкнула; в прошедший раз, приехав с програмкой, посвященной искусству кастратов, певица вышла на сцену в мужском наряде, топая ботфортами.
Сейчас выходила в обыкновенном концертном платьице, но зато в это время одна из оркестранток крутила ручку древней театральной машинки, изображавшей подвывания ветра, а иная выдавала раскаты грома, сотрясая металлический лист. Трюкачество, но аутентичное: дело в том, что первым номером певицы была демоническая ариетта Армиды из генделевского «Ринальдо», а в либретто оперы для этого номера прописаны чудеса и похлеще грома с ветром - волшебница обязана была приземляться на сцену в колеснице, запряженной драконами, изрыгающими дым. К тому же, как выяснилось, посреди избранных Бартоли генделевских героинь большая часть составляли конкретно волшебницы: кроме Армиды она вспомнила и Альцину из одноименной оперы, и Мелиссу из «Амадиса Галльского». Все верно - создается чувство, что Генделя вправду конкретно образы красивых колдуний притягивали как не много кого еще из композиторов той эры. Ну и для современного широкого слушателя роковая дама из барочной оперы, владеющая волшебными возможностями и колесницей с драконами, образ наиболее завлекательный, чем какая-нибудь средневековая царица либо жена шлемоблещущего древнего героя.
А вот далее, когда слушатель уже попался на эти приманки, начинается наиболее суровый разговор. Кто были все эти дамы, для которых Гендель писал самую красивую свою музыку? Самые взбалмошные современные оперные дивы, похоже, просто ангелы по сопоставлению с другими примадоннами XVIII века, смотревшими на композиторов как на прислугу, которая обязана была им посодействовать поблистательнее показать себя на сцене. С Генделем такие штуки, выскажемся так, не постоянно проходили. Даже ежели от капризов престижной и кассовой певицы могла зависеть финансовая судьба его театра. Он их воспитывал - известную Франческу Куццони (это она была, к примеру, первой Клеопатрой в «Юлии Цезаре», чью арию «Se pieta» Бартоли тоже включила в програмку) чуток не вышвырнул в окно, когда та отказалась петь очень простую и безыскусную, по ее мнению, арию. Еще показательнее вариант Анны Марии Страды дель По (кстати, написанной для нее музыки в концерте было больше всего).
Sex appeal на оперной сцене публика XVIII века обожала не меньше сегодняшнего, а Страде так не подфартило с наружностью, что за глаза ее звали «свиньей». В тот момент, когда Гендель направил на нее внимание, она была еще совершенно зеленоватой артисткой, обладавшей, по общему мнению, достаточно средними возможностями. Но композитор сделал из нее одно из вокальных чудес собственного века (и она, кстати, отплатила ему сторицей, сохраняя трогательную верность его труппе даже в те времена, когда наиболее переменчивые звезды от него сбегали).
Вот и у Бартоли выходило так, что интеллект, такт, честность и каторжная самодисциплина - самый надежный инструментарий для того, чтоб сделать воспоминание полного чуда. Даже наиболее надежный, чем сама природа голосовых данных. Пела она (номинально будучи, как принято считать, меццо) в этот раз только сопрановые арии, и ее достаточно специфичное сопрано за крайние годы, естественно, не стало наиболее зычным либо наиболее свежайшим. Но пользуется она сиим небезупречным по натуре собственной инвентарем с чуть ли менее поразительной виртуозностью и свободой, чем ранее. Все эти вздохи, обращения то к богу любви, то к фуриям, риторические сопоставления и остальной безнадежно музейный, казалось бы, арсенал она подавала как сокрушительную художественную правду, и поди увидь, что за сиим порывом по сути прячется тяжелая шлифовка каждой нотки.
Выдав практически зашкаливающее количество идеальных колоратур, певица тем более уверила зал в том, что высший пилотаж генделевского вокала - это не бравурность, а тонкие, медитативно-скорбные монологи. Вроде оказавшегося чувственной кульминацией вечера плача Армиды «Ah, mio cor, schernito sei», где оркестр La Scintilla вторил ей незабываемыми шелестящими пиано. У девушек-скрипачек из цюрихского оркестра в этот раз не вышло без фальши, но зато толику аплодисментов честно заработали тамошние феноменальные духовики, в особенности солировавшие трубач и гобоист. С ними Бартоли даже пару раз устраивала развлекательные «соревнования», повторяя в каденциях своим голосом импровизированные пассажи, которые те выдавали: необычным образом стиль веселой фокусницы дается ей так же органично, как и поза колдуньи-интеллектуалки.